Елена Хаменкова. Фото: Павел Жданов
В настоящий момент эта уникальная территория, хоть и обладает большим потенциалом для ученых, просветительской работы и развития туризма в регионе, малознакома даже для местного населения.
– Вы сказали, что это незнакомая территория для местных жителей. Какие тому причины?
– Полагаю, тут дело даже не в этой конкретной территории. Магаданская область в целом богата и уникальными ландшафтами, и природными комплексами, памятниками истории (древней и современной), но мы почти ничего об этом не знаем.
У людей почему-то нет желания узнать то место, где они живут. Говорят, в Магадане, как нигде на Дальнем Востоке, в качестве психологической такой характеристики населения подходит термин — "синдром отложенной жизни". Все живут в ожидании отъезда на "материк"... И идеями о том, что вот там и есть та самая жизнь. Для меня это удивительное явление. Мало кто хоть что-то знает о месте, где живет, но считает, что где-то обязательно лучше. Я думаю, причиной этому во многом служит огромный пробел в образовании.
Этот региональный аспект никак не раскрыт ни в одном из предметов. Когда мы учились, краеведение или регионоведение было представлено слабо, и основную информацию о природе региона я получила уже в институте, учась здесь.
Можно сравнить наш район с соседними Якутией, Камчаткой, Чукоткой, Хабаровским краем (все они в той или иной мере связаны с горнодобывающей промышленностью). Однако катастрофическая ситуация только у нас. Это очень бросается в глаза, когда едешь по Колымской трассе. Даже если взглянуть на цифры, отражающие долю охраняемых территорий относительно общей площади регионов. У нас процент охраняемых земель самый низкий на Дальнем Востоке и среди арктических районов.
Мы сосредоточились на добыче полезных ископаемых и ведем себя так, как будто ничего другого не существует. Но это же не так. Пока еще не так. И самое время об этом вспомнить.
Природные ресурсы можно рассмотреть с двух сторон: во-первых, недра, которые мы используем, добывая полезные ископаемые. Нам непрерывно говорят, что надо учитывать интересы недропользователей; во-вторых, это их видимая сторона — уникальные ландшафты, природные комплексы, растительный и животный мир и историко-культурное наследие. Прежде чем их уничтожать в интересах природопользователей, надо понимать, что мы уничтожаем, надо знать их ценность, изучить их.
В смысле изученности для региона, по объективным причинам целые районы продолжают оставаться "белыми пятнами". Институт, профильно занимающийся биологическим направлением на Севере, существует не так давно — с 1972 года. Долгое время мы плотно изучали тундровые экосистемы Чукотки и были мировыми лидерами по этому направлению. На Северо-Востоке России существовала сеть стационаров, аналогов которой в мире не было. За 10-15 лет планомерных работ были получены абсолютно уникальные данные по арктическим и субарктическим экосистемам. По целому ряду направлений эти материалы продолжают сохранять актуальность.
Однако горные районы Севера Дальнего Востока оказались несколько обделенными вниманием биологов. Этому помешали исторические, экономические, социальные изменения, даже несмотря на то, что Дальний Восток в целом — это преимущественно горные ландшафты. Потом во главе угла оказались интересы недропользователей. Хотя на самом деле никакого противостояния быть не должно, да и, по большому счету, для него нет места. Лучшие результаты достигаются в сотрудничестве и поиске консенсуса. Мы живем на одной территории и дышим одним воздухом.
Пейзаж. Фото: Дарья Андреева
– Что в итоге предполагает создание Национального парка, помимо того, что вы сказали?
– Мы выбрали две уникальные территории области, это озеро Джека Лондона и комплекс озер на севере Сусуманского района — так называемая Дарпирская впадина, которая тянется от Магаданской области и переходит на территорию Якутии, продолжаясь озерами Малый и Большой Дарпир.
В настоящий момент национальных парков в стране всего 49. Эта система парков — наиболее ценные природные комплексы, являющиеся типичными или характерными для тех или иных районов. Иногда эти парки комплексные, как тот, что проектируем мы, т. е. включают не только природный компонент, но и историко-культурный и, мы надеемся, геологический. Из 49 на Северо-Востоке страны расположен парк "Берингия", в арктической части Якутии уже проектируется Национальный парк "Кыталык". Но разнообразие ландшафтов Севера Дальнего Востока в системе национальных парков сейчас, конечно, не представлено. Предлагаемый нами район может этот пробел устранить, он очень типичный для горных районов Севера и одновременно комплексный.
Статус национального парка в мире — это признание высокой ценности того или иного района, и везде это визитная карточка территории. Именно национальным паркам может быть присвоен статус всемирного наследия ЮНЕСКО, как, например, Национальному парку "Ленские столбы" в Якутии.
Районы, которые предлагаем мы, имеют большую научную ценность. Эти озерно-речные системы когда-то были местом развития древних культур. Они же являются уникальными экосистемами и водными, и комплексно водно-наземными, формируя всю экосистему сформировавших озера разломов. Формируя границы кластеров проектируемого парка, мы исходили именно из необходимости обезопасить эти озерные комплексы.
На Северо-Востоке страны озера практически никогда не изучались комплексно с оценкой продукции, особенностей водных сообществ. Исключением можно считать только озеро Эльгыгытгын (сейчас эта территория тоже проектируется под Национальный парк).
В целом мы, конечно, имеем общее представление о разнообразии растительного и животного мира территории, проектируемой под парк "Черский". Но очень много частных вопросов по этому району не изучалось никогда. В то же время они являются ключевыми даже для элементарного мониторинга в рамках оценок антропогенного воздействия или в условиях меняющегося климата. Ярким примером может быть фауна водных беспозвоночных; короткая экспедиция 2018 г. позволила выявить несколько новых для науки видов и для целого ряда указать новые типы распространения. Район обладает очень разнообразным ландшафтом, сконцентрированным на относительно небольшой территории, что позволяет ожидать много новых открытий.
Ключевым аспектом здесь выступает возможность работать стационарно, район крайне труднодоступен, и этот пробел поможет устранить наличие базы с техникой и какой-то инфраструктурой в относительной близости от мест полевых исследований. Для биологов это уникальная возможность.
– Район оторванный, рядом дорог нет, заброска сложная. Если мы говорим о создании нацпарка, возьмем, к примеру, штат Альберта в Канаде, — там прекрасные дороги, гостиницы. Люди комфортно приезжают к конкретному озеру, есть где остановиться и т. д. Будут ли при создании нацпарка заложены какие-то средства, подразумевающие создание подобной сопутствующей инфраструктуры?
— Таких деталей я, конечно, не знаю. Но я знаю, что этот вопрос решается по-разному. Например, для Национального парка "Паанаярви" в Карелии вопрос решался за счет не федеральных, а грантовых средств, в том числе Евросоюза. Вообще, такого рода вопросы должны решаться по мере поступления, и создание парка — это повод такие вопросы решать. Важно получить поддержку государства, это любую территорию делает много привлекательней хоть для каких-то инвестиций. Мне видится и мечтается, что ключевой визит-центр Национального парка будет располагаться в поселке Буркандья, давно забытом, разрушенном, закрытом году в 2001, или в 2003 году, могу ошибаться. Дорога до него есть, рядом работают золотодобывающие предприятия. Проблема, конечно, с мостами через р. Берелех, официально которых нет. Но все должно идти своим чередом, и проблемы — решаться по мере поступления.
Кому-то может показаться, что создание Национального парка — это такая фантазия, но, учитывая заинтересованность ученых, учитывая мировое значение территории для биологов, археологов, благодаря достоверному научному знанию о ее привлекательности, учитывая потенциал для развития здесь туризма, эта территория может иметь возможность развиваться.
Есть же совсем "тяжелые" нацпарки: "Русская Арктика", "Берингия", да и "Кыталык" тоже, — дорог нет. В "Русскую Арктику" добраться можно исключительно морем, суточная фрахтовка стоит 500 тыс. руб., там очень сложные условия, и стоимость бешеная, тем не менее даже он принимает до 3 тыс. чел. в год. Парк "Берингия" принимает примерно столько же.
У нас же реальный поток туристов не превышает 400 человек, это ничто. Причем наши предлагаемые условия несопоставимы с условиями "Русской Арктики"; до нас добраться значительно легче, цена также не сравнима, несмотря на дороговизну.
"Ленские столбы" — в более выгодных условиях, там по Лене ходит паром, и поток туристов достигает 20 тыс. человек в год. Люди, работающие в парке, говорят, что пик туристов не летом, а зимой, когда становится зимник, люди на машинах сами приезжают.
Заинтересованность у туристов тоже ведь разная. Кто-то просто приезжает город посмотреть, кому-то нужен трудный маршрут, кто-то хочет сплавиться…
Наш парк сможет утолить запросы широкого спектра туристов: например, сплав до Зырянки как самый длинный маршрут; пешие переходы до Момского природного парка (в Якутии) и возврат на Большую землю через Якутию. Понимаете, если рассматривать наш парк как часть системы нацпарков Северо-Востока, то мы оказываемся все вместе в довольно выгодной ситуации. То есть мы даем продукт, которого, в общем-то, нет сегодня на рынке, и мало кто это предлагает. Думаю, ничего подобного не предлагается в Северной Америке, где число туристов в нацпарки исчисляется миллионами. И дело не в том, что у них более презентабельная территория, — они очень давно развиваются, там истории создания парков более 100 лет, а у нас первые парки стали создаваться в 80-х годах ХХ века.
Сейчас в стране около 15 нацпроектов: "Экология", "Культура", "Образование" и прочие. На мой взгляд, частью нацпроекта "Экология" могло бы стать как раз создание нацпарка. Это такое формирование точки роста. Допустим, мы привлекли федеральные инвестиции, создали парк, а это — просвещение, наука, туризм. Как только создается федеральная структура, поддерживающая туризм, этот район становится более привлекательным для частных инвесторов. С точки зрения просвещения и образования, можно привлекать федеральные инвестиции из нацпроекта "Образование", развивая краеведение, создавая летние лагеря для детей; это могут быть грантовые проекты: в частности, Русское географическое общество активно поддерживает проекты, связанные с краеведческим, географическим образованием детей. Наличие нацпарка делает более реальным выполнение самых разных грантовых или федеральных проектов. К этой же точке роста мы можем привлекать деньги нацпроекта "Культура" — развитие музеев на этой базе: есть ГУЛАГовская история, есть история древних коренных малочисленных народов Севера.
– Скептики скажут: сейчас экономят на всем, не создают, а ликвидируют, а вы предлагаете создать целый парк. Например, в Сусумане был маленький краеведческий музей, сейчас его расформировывают из соображений экономии бюджетных средств.
– Это так. Но… Абсолютно ко всему есть два подхода. Первый — это невозможно, и мы ищем причины почему. Второй — перспективы оправдывают идею, давайте попробуем и попытаемся делать все, чтобы это получилось. Наша задача как специалистов — обосновать ценность. Это самая простая часть, поскольку район подходящий. Важно убедить в перспективах. На самом деле, наша идея поддержана не только учеными. Мы выступали на международных форумах в Якутии и Санкт-Петербурге. С точки зрения развития системы охраняемых территорий, Якутия — это беспрецедентное явление, 37,1% их региона имеет охранный статус. Они нас, конечно, поддержали и планируют, со своей стороны, земли на границе с Магаданской областью, где дарпирские озера, сделать охраняемыми. В Санкт-Петербурге на нашу идею также откликнулись все участники круглого стола, посвященного развитию особо охраняемых природных территорий. Многие хорошо знают район, о котором мы говорили, и понимают его высокую ценность. Идея о создании Национального парка "Черский" была включена в итоговую резолюцию форума.
Надеемся, мы сможем убедить и людей при власти.
Создание Национального парка — это длительный и в основном бюрократический процесс, занимающий не один год. Но его невозможно запустить без письма от губернатора области в Минприроды РФ с просьбой создать парк — это начало всего.
