Гибнувшие за металл: отцы Золотой Колымы

В магаданском издательстве "Охотник" вышла книга колымского путешественника и литератора Рудольфа Седова "Берзин. Билибин. Противостояние". Этот документальный роман — история Золотой Колымы, поданная через судьбы геолога Юрия Билибина (1901–1952), открывшего россыпи драгоценного металла, и директора треста "Дальстрой" Эдуарда Берзина (1894–1938), заложившего Магадан. Этим мужчинам крупного калибра, железной воли и непростого характера пришлось противостоять природе, начальству и друг другу. О тех, кто сделал призрачное колымское золото осязаемым и вдохнул новую жизнь в огромный край, для ИА MagadanMedia рассказывает Василий Авченко.

Берзин: универсальный солдат

Выпускник Берлинского художественного училища Берзин художником, идеалистом и романтиком оставался до конца. На Первой мировой получил Георгиевский крест, после революции вступил в ряды Красной армии. Подавлял эсеровский мятеж 1918 года в Москве, сыграл важную роль в раскрытии антисоветского "заговора Локкарта" — британского дипломата. С Латышской стрелковой дивизией прошёл боевой путь от Прибалтики до Крыма. Чекист Берзин показал себя универсальным солдатом партии, готовым к любым задачам. Когда в 1920-х годах Советскому Союзу понадобилась своя бумага, именно ему поручили строить Вишерский целлюлозно-бумажный комбинат на Северном Урале.

Первый директор Дальстроя Эдуард Берзин. Фото: из соцсетей

Предлагая использовать труд заключённых, Берзин говорил: нужно дать им возможность освоить профессию, заработать денег. Добивался сокращения сроков ударникам, внедрял бесконвойный режим, заботился о бытовых условиях, одежде, медицине… Позже, на стройке Беломорканала, в обиход войдёт термин "перековка", пионером которой можно считать именно Берзина. Вишерский комбинат первым в СССР стал выпускать высокосортную бумагу. Здесь же наладили производство серной кислоты и хлора для военных нужд. Непростой экзамен — в условиях цейтнота создать с нуля новое высокотехнологичное производство в неосвоенном северном районе — Берзин сдал на "отлично".

Билибин: прозрение молодого геолога

Юрий Билибин происходил из дворян. На Гражданской вместе с отцом служил в Красной армии. В 1926 году по окончании Горного института попал в трест "Алданзолото", где услышал о Колыме. Тогда мало кто верил в промышленные запасы колымского золота. Билибин, однако, сразу же решил: Колыма — пряжка от гигантского пояса, протянутого от Амура до Калифорнии. "Государству, вступавшему на рельсы индустриализации, позарез нужна была валюта", — пишет Рудольф Седов. Казалось, стремления молодого геолога и интересы государства совпадают. Но скольких трудов стоило Билибину убедить Геологический комитет Высшего совета народного хозяйства и трест "Союззолото" организовать и профинансировать колымский поход!

Юрий Билибин, 1928 год. Фото: из соцсетей

Когда "добро" было получено, начались сборы. Геолог Сергей Раковский, которому Билибин поручил раздобыть весы для взвешивания золота, никак не мог их найти. Пришлось незаметно "позаимствовать" весы в Хабаровске из кабинета начальника управления золоторазведки…

4 июля 1928 года 1-я Колымская экспедиция, отплывшая из Владивостока на японском пароходике "Дайбоши-Мару", прибыла в посёлок Ола на охотоморском побережье: начальник Юрий Билибин, его правая рука и однокашник Валентин Цареградский, геодезист и астроном Дмитрий Казанли, поисковики Сергей Раковский и Эрнест Бертин, врач Переяслов, завхоз Корнеев и 15 рабочих с Алдана.

Билибин решил начать поиски с колымского притока Среднекана. Чтобы не терять летнего времени, он с Раковским, четырьмя рабочими и несколькими лошадьми пошёл вперёд, оставив остальных в Оле для последующей заброски в тот же район. Дойдя до водораздела, геологи построили плоты и поплыли вниз по рекам Малтану и Бахапче. 12 сентября передовой отряд добрался до устья Среднекана. Геологи построили барак и приступили к разведке. Вскоре кончились продукты — пришлось есть собак, конские кишки и кожу… Только под Новый год из Олы наконец прибыли с продуктами остальные билибинцы.

Юрий Билибин. Фото: из соцсетей

Голод прекратился, но настрой был унылым: "Золотило плохо". Решили вести поиски широким фронтом — и вот 12 июня 1929 года Раковский открыл на реке Утиной богатую россыпь, от которой ведут отсчёт Золотой Колымы. Возвращались осенью 1929 года двумя маршрутами — для изыскания лучшего пути к морю (одна из троп позже стала направлением Колымского тракта). Вчерашние студенты решали, по сути, задачу государственного масштаба.

"На материке" Билибин сделал ряд докладов о своих открытиях. Ему не очень верили, но постепенно дело шло. В 1930 году Валентин Цареградский возглавил 2-ю Колымскую экспедицию. Билибин в это время составил "План развития геологоразведочных работ на Колыме". Коллеги и начальство, вспоминал геолог, называли его цифры "фантастическими, нереальными", аргументы — "необоснованными", самого Билибина считали авантюристом и мечтателем. Однако в конце 1931 года решением ЦК ВКП(б) и Совета труда и обороны СССР был рождён Дальстрой — Государственный трест по промышленному и дорожному строительству в районе Верхней Колымы. Поверив Билибину, государство ассигновало огромные средства. Осваивать их предстояло Эдуарду Берзину, назначенному первым главой Дальстроя. Он прибыл в порт Нагаево (будущий Магадан) на пароходе "Сахалин" уже в феврале 1932 года, с риском пробившись через льды.

Дальстрой: государство в государстве

"Комбинат особого типа, работающий в специфических условиях, и эта специфика требует особых условий работы, особой дисциплины, особого режима", — так охарактеризовал Дальстрой Сталин. Территория деятельности треста имела особый статус — советской и партийной власти здесь фактически не было. Трест сам выполнял задачи всех ветвей и органов власти и относился к Дальневосточному, а позже Хабаровскому краю лишь формально. Империя Дальстроя простиралась от Якутии до Чукотки, от Охотского моря до Северного Ледовитого океана — до 3 млн кв. км, или 1/7 площади СССР. Наряду с добычей золота задачей треста стало освоение необжитых мёрзлых пространств, вовлечение Колымы в "единый народно-хозяйственный комплекс страны".

Поначалу вести масштабную добычу золота было нельзя: Нагаево и первые прииски разделяли сотни километров. Дальстроевцы приступили к прокладке дорог, обустройству порта в бухте Нагаева. Дальше — больше: электростанции, автобазы, мастерские, верфь… Уже в 1933 году совхоз "Дукча" начал давать молоко и яйца, на побережье наладили рыбный промысел, в Балаганном и Талоне появились животноводческое и овощеводческое хозяйства. "О сельском хозяйстве на Колыме до 1932 года не имели никакого представления. В тридцать пятом единственными поставщиками свежих овощей для всей Колымы являются совхозы треста на самой Колыме и совхоз в окрестностях Владивостока", — с гордостью писал Берзин. Для борьбы с цингой в меню ввели настой из кедрового стланика. Открылись курсы десятников, шоферов, прорабов, коллекторов, топографов, счетоводов… В будущем Магадане (статус города он получит в 1939 году) появились библиотека, Дом тунгуса — впоследствии Дом колхозника, театр, краеведческий кружок.

Эдуард Берзин. Фото: из соцсетей

Специалистов привлекали на Колыму зарплатами, льготами, перспективами. Помня уральский опыт, Берзин сразу же сделал ставку на труд заключённых. Каторжане и вольнонаёмные строили прииски, посёлки, фабрики, били дороги через вечную мерзлоту. В эту пору "берзинского либерализма" на Колыме возникали вольные поселения заключённых. Рабочий день считали за два, за хорошую работу можно было уже через год стать колонистом и жить не за "колючкой". Рыбацкие посёлки колонистов росли в окрестностях бухты Нагаева, Олы, Тауйска. Колонистам давали в кредит стройматериал на постройку жилья, разрешали за счёт треста выписать семью, гарантируя родственникам трудоустройство. Приветствовались обзаведение хозяйством и даже продажа излишков. Отбывшим срок и проработавшим три года в качестве вольнонаёмных снимали судимость, давая право выезда в любую точку СССР.

Автор "Колымских рассказов" Варлам Шаламов писал: "Эдуард Петрович Берзин пытался, и весьма успешно, разрешить проблему колонизации сурового края (Колымы. — Ред.) и одновременно проблемы "перековки" и изоляции. Зачёты, позволявшие вернуться через два-три года десятилетникам. Отличное питание, одежда, рабочий день зимой 4–6 часов, летом — 10 часов, колоссальные заработки для заключённых, позволяющие им помогать семьям и возвращаться после срока на материк обеспеченными людьми… Тогдашние кладбища заключённых настолько малочисленны, что можно было подумать, что колымчане — бессмертны". "Колымский ад", известный нам из того же Шаламова, начнётся уже после Берзина, когда придут другие времена и другие люди.

Эдуард Берзин. Фото: из соцсетей

Численность вольнонаёмных работников Дальстроя почти всегда уступала численности заключённых. Однако в конце войны и некоторое время спустя, а также начиная с 1953 года, когда началось массовое освобождение, вольнонаёмных насчитывалось больше. Если в 1937 году из 92 тысяч дальстроевцев вольных насчитывалось 12 тысяч, а в 1940-м — 39 из 216, то в 1945-м численность вольных составила 101 тысячу из 189, а в 1953-м — 120 из 214.

Противостояние: золотой вексель Билибина

Билибин рассматривал Колыму не как чисто приисковое или вахтовое хозяйство, а как богатый край, ждущий глубокого освоения. Он выступал за развёртывание широкого геологоразведочного фронта, открывающего долгосрочные перспективы. Уже в 1933 году думал о том, чтобы вслед за Колымой исследовать Индигирку и Яну.

Берзин же, от которого требовали скорейшей выдачи на-гора драгметалла, брал золото быстрое и дешёвое — лежащее на поверхности. Россыпи до конца не отрабатывались, снимались лишь "сливки". От геологов Берзин ждал открытия коренных месторождений — золотых жил. А их не было, кварц коварно зажиливал золото…

Отец Золотой Колымы, лауреат Сталинской премии геолог Юрий Билибин, 1947 год. Фото: из соцсетей

Вспоминая те годы, Билибин писал: "Геолого-поисковые работы должны направляться туда, где вероятнее всего ожидать золото, а снабжение должно забрасываться туда, где золото обнаружено. В начале 1931 г. на Колыме был провозглашён другой принцип: золото… надо искать, прежде всего, в тех районах, которые легко снабдить. Этот неправильный принцип чрезвычайно сильно повредил развитию Колымы". Геолог считал, что руководство Дальстроя совершило ряд ошибок из-за "незнания северной тайги, пренебрежительного отношения к специфическим условиям приисковой работы и опыту старых таёжников".

Колымское золото. Фото: Павел Жданов

Со своей стороны, Берзин считал Билибина прожектёром и чуть ли не шарлатаном. Уже были потрачены огромные средства, а обещанных золотых гор всё не было. В 1932 и 1933 гг. Дальстрой не выполнил план, дав лишь 511 и 791 кг "металла № 1". Из-за трений с Берзиным Билибину вскоре пришлось уехать — столь крупным "медведям" было трудно ужиться даже в такой огромной берлоге, как Колыма. В 1934 году геолог направил в правительство докладную записку, в которой говорилось: "Надо, чтобы геологоразведочные работы не были больше жалкими забытыми пасынками Дальстроя". Он предлагал "рассекретить геологические материалы хотя бы в пределах самого Дальстроя", чтобы геолог, прибывший на Колыму, мог прочесть отчёты предшественников. Также Билибин ставил вопрос о полной отработке всех россыпей.

В том же 1934 году до колымских приисков наконец довели автодорогу, что позволило выполнить годовой план по золоту. Берзина наградили орденом Ленина. В 1935 году Совнарком СССР отметил впечатляющие результаты работы треста: построен порт Нагаево, прокладывается Колымский тракт, заложена аграрная база, ведётся промысел рыбы и морского зверя. В 1936 году Колыма дала 33 тонны золота, обогнав Калифорнию. Рудное золото по-прежнему не играло заметной роли, но россыпное превосходило ожидания. На 1-й Всеколымской геологической конференции в Оротукане Берзин фактически признал правоту своего оппонента, заявив: "Вексель Билибина, выданный государству, полностью оплачен".

Развязка: живые и мёртвые

Добыча золота росла, но времена менялись. Столичные покровители Берзина теряли позиции, а порой и головы. Весной 1937 года в Дальстрое разоблачили "контрреволюционный центр". Препятствуя расправам с "врагами народа", среди которых оказались и его помощники, Берзин наживал себе врагов. А когда в Дальстрое появилась своя "расстрельная тройка" — особое совещание, призванное разоблачать и казнить, — её председателем назначили Берзина. Так ему пришлось стать соучастником того, что потом назовут "ежовщиной". Если за предыдущие четыре года в Дальстрое расстреляли 12 человек, то в одном только октябре 1937 года — 506…

О "перековке" уже не говорили. Вольные поселения, зачёты и прочие преференции для зэков теперь казались крамолой. Берзин, тем не менее, составил новый план, предусматривавший полный отказ Дальстроя от подневольного труда к 1947 году. Фактически он выступал преждевременным провозвестником оттепели.

Колымское золото. Фото: Павел Жданов

Тогда же, в ноябре 1937 года, телеграммой за подписями Ежова и Молотова Берзину было предложено сдать дела направленному на Колыму Карпу Павлову и ехать в Москву. Знал ли он, что это — "чёрная метка"? Новый хозяин Дальстроя Павлов сразу же репрессировал сподвижников Берзина и пересмотрел оплату труда заключённых, объявив старую премиальную систему "вредительской". Самого Берзина арестовали по дороге в Москву, прямо в поезде. Обвинили в шпионаже, планах отторгнуть от СССР Дальний Восток, убить главу НКВД Ежова… 1 августа 1938 года 44-летнего Берзина, так и не признавшего себя виновным, расстреляли.

А Дальстрой работал. Колыму прозвали "валютным цехом страны". Добыча золота росла, достигнув в 1940 году рекордных 80 тонн. Если в 1930-х валюта была нужна для модернизации промышленности, то в 1941–1945 гг. колымским золотом оплачивали помощь союзников, а после войны — восстановление разрушенной страны. Великая и ужасная эпоха героев и мучеников закатилась в оттепельном 1957 году, когда Дальстрой упразднили (тогда же Карп Павлов, руководивший трестом в самое гиблое время, — в 1937–1939 гг. — застрелился). Всего Дальстрой дал 1148 тонн золота, а сверх того — горы олова, вольфрама, кобальта и даже урана.

Заслуги Билибина по-настоящему признали после войны, дав ему Сталинскую премию и звание член-корреспондента АН СССР. Подорванное работой на износ сердце геолога вскоре остановилось — на 51-м году жизни. Четыре года спустя, в 1956-м, Берзина реабилитировали посмертно.

Памятник Билибину в Магадане. Фото: MagadanMedia

"Оба этих человека — из эпохи для многих наших современников… непонятной… Бескомпромиссность в достижении поставленных целей. Высочайший уровень требовательности ко всем, но прежде всего — к себе. Таково было это поколение руководителей… которым выпало побеждать экономическое отставание страны, а не дискутировать", — пишет в предисловии к книге Рудольфа Седова доктор исторических наук Анатолий Широков. По его формулировке, Билибин и Берзин, имена которых сегодня носят магаданские улицы, разными маршрутами шли к одной цели. Первый создавал задел для завтрашнего дня — второй решал задачи сегодняшнего. Итогом их усилий стали рождение Золотой Колымы и освоение гигантского края. Сопряжённое и с подвигами, и со страданиями, и с многочисленными жертвами.