Записки Тимофея Мучкина: Горный мастер

В зиму 1931–32 годов работать на разведке мне не пришлось. За лето 1931 года было завербовано много рабочих, но не тот состав, о котором я писал выше. Вербовка шла строго по пропускам, но многие слышали, что на Колыме открыто богатое золото и можно быстро обогатиться. Вербовались люди, стремящиеся к лёгкой наживе, некоторые были романтиками, ехали по зову души.

Люди разных профессий, но редко кто из них знал, как добывается золото и сколько нужно труда, смекалки и изобретательства, энергии и знания. Никто из них не знал, что такое кайло и лопата. В их воображении и как они слышали от наших старых шутников-золотоискателей, что на Колыме "‎мох дери и золото бери". А когда приступили к работе, то оказалось — пенья, коренья да вечная мерзлота, а золота нема.

Как я описывал, в наших партиях были очень опытные и то, только три партии из пяти, с большим трудом, нашли золото.

Среди вновь прибывших началось брожение, недовольство, хотя им платили гарантийную ставку и давали продукты. Но люди лёгкой наживы, никогда не работавшие физически, ходили по баракам, предлагали игру в карты, любые представления, лишь бы где прокормиться и избежать работы.

Выехать на материк таким было не на что, а дорогу обратно не оплачивали, поскольку заключали договора на два года, да к тому же надеясь на лёгкую наживу, в пути набрали много аванса (а в то время давали аванс, сколько кто просил), а на деле оказался расчёт не так прост. Были, случаи, когда искатели лёгкой наживы, предвидя дальнейшие трудности самовольно бежали обратно в Магадан.

Из вновь прибывших тех, кто мог держать топор в руках, оставляли на строительстве, а большую часть, посылали по ключам на шурфовочные работы на разведке.

Из наших старых несколько человек остались работать до конца договорного срока: Юфимов Фёдор, Станкевич Ф., и я, то есть Мучкин. Мы были посланы горными мастерами с новыми рабочими. Мне было поручено разведать ключ Бьючунах, в тридцати километрах от прииска. Продукты по норме и всё необходимое для шурфовки было завезено транспортом, в том числе и необходимые медикаменты первой помощи: йод и немного марли. Всё хозяйство было на моём подотчёте.

Рабочих — шестнадцать человек, люди все разного характера и разного взгляда, разных профессий: от парикмахера до портного, но ни одного плотника и шурфовщика, а на ключе пришлось начинать всё с нуля.

Большими трудами построили барак, мебель была такая же, как я описывал раньше. Печи и постельные принадлежности нам дали, повара выбрали из своих, освобождённого от всяких других робот. Я не могу сказать, что у них не было желания к работе, но большая часть рабочих в первый раз видели топор, пилу, а это всё требует хоть элементарного знания, поэтому был ли я у них горным мастером? На мне лежало изготовление топорищ, наточить топоры, пилы.

Постройка барака. 30-е годы. Фото: kolymastory.ru

Когда начали рубить барак, первый задел угла был мой. Да и мог ли я стоять и смотреть на них, как на беспомощных детей. Брал топор и становился первым, а потом они за мной. Также нужно было встать раньше других, помочь повару, который долгое время не мог приспособиться готовить в таёжных условиях. Выпечка хлебы лежала на мне. Спустя время выпечка хлеба поваром была налажена, жильё и быт стали приемлемыми.

Приступили к разведке, стали бить шурфы, здесь мне ещё было хуже. Люди в первый раз видят кайло и лопату, а это хотя и не хитрый инструмент, но которым нужно работать постоянно и требующее ухода: правильно поточить, поделать кайловище и черенки для лопат. Неправильное изготовление да ещё без привычки и за два-три дня набьёшь так руки, что не возьмёшься не только за кайло или лопату, но и даже за ложку.

Также углубка шурфов требовала некоторых знаний и ловкости. Без этого можешь поломать кайло, лопату, а углубки нисколько не дать. Углубку шурфов проходили в вечной мерзлоте на оттайке дровами. Как уложить дрова, нужно знать, неправильная укладка пожога даёт обвал стен и нисколько углубки.

Шурфовочные работы зимой. 30-е годы ХХ-го века. Фото: kolymastory.ru

Всё это вышеперечисленное лежало на мне. Ещё раз: могли я считаться горным мастером и как ИТР? Нет, я был как рабочий и как учитель, который должен всё видеть и учесть, а чтобы научить, мне приходилось самому физически работать. Рабочие видели моё старание и отношение к ним, сами старались сделать как лучше, и не допускали никакого филонства. Прошли недели, месяца, рабочие стали приобретать навык в работе и мне стало легче, я уже мог иногда даже выехать на прииск с отчётами.

За хорошие показатели в работе к первому января 1932 года мне дали первую колымскую премию: патефон и несколько пластинок. Я отдал его рабочим в общее пользование и сказал, что это премия для всех. Все были очень довольные, так как из всех партий-разведчиков первая премия досталась нам. И даже прислали нам небольшую праздничную посылку, где был один литр спирта, а это в то время на Колыме это был самый большой подарок. Спирт нельзя было достать ни за какое золото.

Показатели как по производительности, так и по золоту были хорошие. Впоследствии там был открыт прииск "Спокойный"‎ с богатым содержанием золота. Проработал я на разведке до первого мая 1932 года.

Лоцман

В 1932 году все горные и строительные работы по Колыме были переданы Дальневосточному Строительству НКВД — Дальстрой НКВД. До этого мы числились за "Цветметзолото" СССР. Прибыло новое руководство во главе с Берзиным Эдуардом Петровичем и много рабочих.

Кунгас на реке Колыме. 30-е годы ХХ-го века. Фото: kolymastory.ru

Тракторами и лошадьми забрасывались продукты и люди на реку Бахапча, а далее на прииски, тогда уже работало четыре прииска. На Бахапче делали кунгасы и доставляли грузы сплавом. Нас, кто ранее плавал по горным рекам, мобилизовали лоцманами, не спрашивая желания, в том числе и меня.

Через перекат. 30-е годы ХХ-го века. Фото: kolymastory.ru

В то лето мне пришлось сопровождать сплав три раза — до приисков сплавом, а обратно на Бахапчу лошадьми. Сплав по Бахапче нисколько не изменился, как я описывал раньше, те же пороги, те же перекаты и очень трудный путь.

Кунгасы на реке Колыме. 30-е годы ХХ-го века. Фото: kolymastory.ru

Для быстрого освоения приисков и их строительства требовалась большая заброска людей, продуктов и оборудования, но дороги не позволяли этого сделать. Поэтому не считаясь ни с какими потерями, во время сплава было всё организованно так, чтобы на прииски завезти максимальное количество груза.

Прохождение кунгаса через перекат. 30-е годы ХХ-го века. Фото: kolymastory.ru

За мои три раза сплава происшествий не было, но видел, как некоторые кунгасы разбивались, гибли люди и груз, а помочь мы ничем не могли. Так, за время проведения сплавов этим летом погибло 18 человек и много груза.

Возвращение в Магадан

В итоге по расчёту мы получили на руки по 29 тысяч чистыми, помимо всех издержек, для того времени это был рекордный заработок. Делили всё поровну, даже тем, у кого были больничные дни. Поскольку у старателей больничных не выплачивали, мы эти дни не выбрасывали, а разделили всем поровну от начала и до конца работы артели.

Так закончился мой первый маршрут из Магадана до приисков, работа на Колыме и первый двухгодичный договор, в котором было много испытаний и переживаний. Была возможность поучиться у опытных таёжных золотоискателей, чего ни в одном институте не преподают. Есть учебник по геологии и разведке Обручева, описано хорошо, что нужно иметь и взять с собой во время поиска, но не описаны те препятствия, с которыми можно встретиться в тайге и как с ними бороться, да их и трудно предвидеть, это даётся только в пути.

Получив расчёт, мы решили идти в Магадан. Через семь дней мы вышли на перевал Яблоновый (Охотско-Колымский водораздел, хребты разделяют притоки Колымы и притоки Охотского моря). Здесь мы встретили 11 рабочих из нашей экспедиции, в том числе и мужа с женой. Преимущественно неудачники в работе — иркутяне. Чувствовали они себя бодро, вызывающе, как будто не в тайге. С продуктами у них было ограниченно, надеялись на ружья, что мол в тайге не пропадём, что-нибудь убьём.

Долина реки Ола ниже устья реки Нух. 30-е годы ХХ-го века. Фото: kolymastory.ru

Мы с ними переночевали, утром зашёл спор, в какой распадок спускаться с перевала. Мы им говорили, что надо спускаться в правый распадок и выходить на реку Ола, а левый распадок ведёт к реке Яма и оттуда добираться до Магадана будет труднее. Они ответили, что на Яме встретят рыбаков камчадалов и заставят их довезти до Магадана.

Сплав на плотах. 30-е годы ХХ-го века. Фото: kolymastory.ru

Спорить с ними не стали, пошли своим намеченным путём. На второй день мы спустились к реке Ола, сделали плотик и на третий день уже были в посёлке Ола. В пути мы пробыли всего 11 дней. В общей сложности прошли расстояние в 480 километров, и нам очень помогла река Ола и её быстрое течение, когда поплыли на плотике. Плыли практически без остановок, даже не останавливаясь для приготовления пищи, готовили на плоту. Остановились только один раз — переспать 4–5 часов. Добравшись до Олы, мы считали, что уже в Магадане. А до города было ещё 40 км по берегу моря, хорошо, что ходили катера. В Магадан не торопились, прожили на Оле шесть дней.

Общий вид селения Ола, 1932 год. Фото: kolymastory.ru

Прибыв в Магадан, где в то время находился начальник разведки Раковский, сообщили ему о встрече на Яблоновом перевале с группой рабочих из экспедиции и что они, вероятно, заблудились, поскольку их до сих пор нет в Магадане, а продуктов у них было в обрез. Раковский нанял опытных следопытов-якутов и, по нашему сообщению, дал маршрут, где их искать.

Якуты очень хорошо знали эту местность, выехали на оленях, нашли стоянку на перевале, спустились в долину реки Ямы, нашли две стоянки, по местам стоянок определили сколько было человек — все одиннадцать. На дальнейшей стоянке, где уже можно было плыть на плотах, они нашли, что партия разбилась на группы по три человека и нашли места, где они делали плоты, там же нашли и остатки костей и определили, что их более уже не одиннадцать человек, а девять. Якуты нашли их почти у места впадения реки в море — измученных, голодных и привезли в Магадан. Но двух человек не стало. Рабочие объяснили, что те утонули в реке Яме при поделке плотов. Следствия никакого не было, но один из них — Семенков сказал мне: "Последние два патрона я истратил на… и назвал фамилию". Я проверил — фамилия была пропавшего рабочего и его жены. Семенков куда-то выехал, и всё осталось в неизвестности.

Нагаево. 1936 год. Фото: kolymastory.ru

Из Магадана на материк я выезжать не стал. При отделе кадров Дальстроя НКВД ССССР были организованы шестимесячные курсы прорабов и корректоров геологоразведочных работ. Мне предложили на курсах преподавать шуровочную разведку и самому пройти элементарные знания по геологии, ведении съёмки поисковых работ. По окончании курсов в марте месяце меня пригласили во вновь организованную Верхнеколымскую экспедицию Цареградского в качестве прораба геологоразведочных работ на три года. Я дал согласие.

В Магадане я встретил очень хорошую девушку, которая приехала из Иркутска к своему дяде — врачу. Вскоре мы поженились, и Катюша стала моим другом и спутником во всех моих северных работах и на всю жизнь.