Летом 1937 года на Колыму прибыл писатель Евгений Петров, совместно с Ильёй Ильфом создавший знаменитые книги "Двенадцать стульев", "Золотой телёнок", "Одноэтажная Америка". Малоизвестные подробности дальневосточного путешествия Петрова специально для ИА MagadanMedia вспоминает Василий Авченко.
Илья Ильф, друг и соавтор Петрова, скончался от туберкулёза в апреле 1937 года. Уже в июле Евгений Петров прибыл на Дальний Восток как спецкор "Правды". "Я исполняю своё давнее и горячее желание и желание моего друга, — рассказал он в Хабаровске корреспонденту газеты "Тихоокеанская звезда". — Мы много слышали и читали об этом замечательном крае, часто мечтали о поездке на Дальний Восток. Теперь мне удалось осуществить эту мечту, но, к сожалению, одному". На Дальнем Востоке Петров провёл несколько месяцев, по телеграфу передавал заметки в "Правду". Позже, с марта по июнь 1938 года, в журнале "Огонёк" вышло восемь очерков Петрова под общим названием "Путешествие на Дальний Восток". По ним можно реконструировать дальневосточные маршруты писателя: Хабаровск, Амур, Комсомольск-на-Амуре, река Горин, Биробиджан, Владивосток и наконец — Колыма. Последний из очерков так и называется — "Дорога на Колыму".
Евгений Петров. Фото:
Дорога на Колыму: "австрийцы" и "папуасы"
К тому времени трест "Дальстрой", созданный для освоения Северо-Востока и добычи ценных металлов, прежде всего золота, работал уже в течение нескольких лет. В 1936 году Колыма дала 33 тонны золота, обогнав Калифорнию. Активно строились посёлки Нагаево, Магадан, Марчекан, которые в 1939 году сольются в новый город — Магадан. Из Владивостока пароходы Дальстроя доставляли рабочую силу — вольнонаёмных и заключённых, продукты, машины, оборудование, взрывчатку. "Во владивостокской толпе… постоянно слышны бегло произнесённые слова: Александровск, Оха, Петропавловск, Охотск, Чукотка. Но чаще всего слышатся слова: Колыма и Дальстрой… — писал Петров в названном выше очерке. — Дальстрой пробился на Колыму со стороны Охотского моря, проложив в нечеловечески трудных условиях шоссе от бухты Нагаева. Теперь сообщение с Колымой стало сравнительно простым делом. Этот край бывает оторван от Большой Земли только зимой… С мая по ноябрь между Владивостоком и Нагаево мирно курсируют четыре громадных дальстроевских парохода "Николай Ежов", "Дальстрой", "Джурма" и "Кулу". И хотя они пересекают каждый раз два бурных и коварных моря — Японское и Охотское, — рейсы совершаются с такой же аккуратностью, как между Одессой и Батуми".
Караван у мыса Чирикова. На снимке слева направо: "Беломорканал", "Красин", "Николай Ежов". Фото: В. Антошин, "Советская Колыма", 1939 год
Петров прибыл в Нагаево на пароходе, названном в честь Николая Ежова — главы НКВД в 1936-1938 гг. Из впечатлений писателя от морского перехода: "Пассажиры состояли из "договорников", жён "договорников" и детей "договорников". Это — по горизонтали. А по вертикали они делились на старых "договорников" и новых "договорников"… Дальстрой заключает с каждым работником договор на два года. Этот срок он должен прожить на Колыме безвыездно. Зато потом он получает восьмимесячный отпуск и… довольно крупную сумму. Горя желанием как можно скорее её истратить, он устремляется на "материк". Колымчане называют территорию Советского Союза от Владивостока до Ленинграда материком, хотя и живут на этом самом материке… "Договорник" забирает семью и едет на материк, чтобы больше никогда на Колыму не возвращаться. В конце концов, два года работы в районе вечной мерзлоты — это не шутка. С него хватит шестидесятиградусных морозов, экспедиций с ночёвками в палатке, охоты на медведей и адского колымского преферанса. Он хочет в Москву, в Художественный театр, в Третьяковскую галерею, в хорошие рестораны. Его душа жаждет цивилизации и веселья. Но вот, странное дело, проходит восемь месяцев, и "договорник" снова плывёт на Колыму. Теперь он с гордостью принимает кличку "папуас". (Так называют на Колыме людей, проживших в краю больше двух лет. Остальные почему-то называются "австрийцами".) Разумеется, возвращаются не все. Но возвращаются многие. И дело тут, конечно, не в так называемом "длинном рубле". Это вульгарное объяснение, и оно не соответствует истине. Я беседовал с очень многими "папуасами". Они говорят просто:
— Понимаете, соскучился. Трудно-то оно, конечно, трудно. А вот как вспомнишь про Колыму, так туда и потянет. Ведь вот ездил я на реку Олу… И там речка есть, приток небольшой такой. И представьте себе, во время хода кеты воды не видно. Одна рыба. То есть просто факт — рыбы больше, чем воды. Просто руками её хватали. Или, скажем, к примеру, — медведи…
Тут "папуаса" удержать невозможно. С медведей он перескакивает на оленей, с оленей на бурундуков, морских львов и нерп… И начинаешь понимать, почему он заключил новый договор и снова помчался на край земли, где медведей больше, чем людей, а рыбы больше, чем воды".
Огонек 10 июня 1938 года № 16. Фото:
На тех же самых пароходах в те же самые годы на Колыму везли заключённых. Как раз в июле 1937 года, когда Петров уже колесил по Дальнему Востоку, осудили на пять лет его товарища и покровителя — поэта Владимира Нарбута, вслед за которым Петров когда-то переехал из Одессы в Москву. Осенью того же года Нарбута этапировали в Нагаево, весной 1938 года, в период "гаранинщины" — репрессий, связываемых с именем начальника Севвостлага Степана Гаранина (арестован осенью 1938 года, умер в Печорлаге), — расстреляли. Буквально за несколько дней до Петрова, 14 августа 1937 года, в Нагаево на пароходе "Кулу" в составе очередной партии арестантов прибыл Варлам Шаламов — будущий автор "Колымских рассказов". Годом позже умрёт сосланный на Колыму тесть Петрова — Леонтий Грюнзайд.
В гостях у Берзина: вольные и невольные
28 августа 1937 года о прибытии Петрова в Нагаево сообщила газета "Советская Колыма". В заметке говорилось: "Сейчас он находится в числе пассажиров „Николая Ежова“. По прибытии в Нагаево он выезжает на трассу, где побывает на приисках, в национальных районах, дорожных дистанциях, посёлках и т. д. На Колыме Евгений Петров думает пробыть недолго. По возвращении в Москву Петров будет писать книгу о Дальнем Востоке и Колыме". По сведениям историка, старшего научного сотрудника Северо-Восточного комплексного НИИ ДВО РАН Александра Козлова ("Магаданский краевед", выпуск №3, Магадан, "Охотник", 2018), после встречи с директором Дальстроя Эдуардом Берзиным, начальником Севвостлага и заместителем главы треста Иваном Филипповым и редактором "Советской Колымы" Робертом Апиным Петров получил "добро" на знакомство с колымской жизнью. Писателю организовали "зелёную улицу": уже 29 августа берзинский шофёр Ян Круминь отвёз гостя на гидроаэродром, оборудованный в бухте Нагаева. Отсюда Петров вместе с заместителем начальника Тауйского сельхозкомбината Манушак Отаровой вылетел в посёлок Балаганное, где начал знакомство с основной рабочей силой Дальстроя — заключёнными. "Среди них было много женщин, которые в Балаганном, а также в соседнем Талоне занимались выращиванием различных сельскохозяйственных культур (открытый и закрытый грунт), работали на свиноферме, молочной ферме, на рыбообработке и т. д. В основном все они находились на "мягком" лагерном режиме, являлись расконвоированными", — сообщает Александр Козлов. По его данным, с арестантами писатель беседовал и в других колымских посёлках, на приисках, дорожных дистанциях, причём представлялся "просто Петровым", чтобы никого не смущать.
Огонек 10 июня 1938 года № 16. Фото:
Берзинские времена на Колыме позже вспоминали как благословенные. Не случайно о первом директоре Дальстроя хорошо отзывался Варлам Шаламов, знавший его ещё по Северному Уралу, где писатель отбывал первый срок и участвовал в строительстве химического завода под берзинским руководством: "Эдуард Петрович Берзин пытался, и весьма успешно, разрешить проблему колонизации сурового края (Колымы — Прим. ред.) и одновременно проблемы „перековки“ и изоляции. Зачёты, позволявшие вернуться через два-три года десятилетникам. Отличное питание, одежда, рабочий день зимой 4—6 часов, летом — 10 часов, колоссальные заработки для заключённых, позволяющие им помогать семьям и возвращаться после срока на материк обеспеченными людьми. В перековку блатарей Эдуард Петрович не верил, он слишком хорошо знал этот зыбкий и подлый человеческий материал. На Колыму первых лет ворам было попасть трудно — те, которым удалось туда попасть, — не жалели впоследствии. Тогдашние кладбища заключённых настолько малочисленны, что можно было подумать, что колымчане — бессмертны". В пору "берзинского либерализма" на Колыме широко экспериментировали с вольными поселениями — всё равно бежать некуда, разрешали выписывать семьи… "Колымский ад" начался уже после идеалиста Берзина, когда пришли другие времена и другие люди — упомянутый Гаранин, новый начальник Дальстроя Карп Павлов и другие.
Ненаписанная книга: факты и версии
Козлов, ссылаясь на воспоминания старых дальстроевцев, утверждает, что Петров задумал книгу под названием "Остров Колыма" и даже начал работать над ней: "Писал он её увлечённо, легко, с юмором". Сегодня мы можем лишь гадать о колымском замысле Петрова. Продолжение чеховского "Острова Сахалина" в новых временных и географических координатах, на что указывает уже само заглавие? Что-то вроде коллективной книги о Беломорканале, задуманной Горьким и вышедшей в 1934 году, — о перековке преступников, о благотворном влиянии труда и сурового колымского климата? Интересно, впрочем, что Ильф и Петров хотя и входили в состав писательской группы, ездившей на Беломорканал, но среди авторов коллективной книги не значатся.
Огонек 10 июня 1938 года № 16. Фото:
Вероятнее всего, крест на колымской книге Петрова поставили последовавшие вскоре события: уже в декабре 1937 года дивинтенданта Берзина арестовали, в 1938-м расстреляли. Тогда же арестовали начальника Севвостлага Филиппова (он умер в 1940 году в магаданской тюрьме), репрессировали редактора "Советской Колымы" Апина… Петров понимал, что для его книги о Колыме уже (или ещё) не время. Дальше того самого очерка (уже в конце 1938 года арестуют и редактора "Огонька" — знаменитого журналиста, автора "Испанского дневника" Михаила Кольцова, вскоре журнал возглавил сам Петров) дело не пошло. Хотя, по некоторым версиям, рукопись будто бы уже была готова, но то ли затерялась, то ли автор её сжёг… Впрочем, всё это — домыслы. Как справедливо пишет Александр Козлов, неизвестно даже, сколько Петров пробыл на Колыме, куда ещё ездил, с кем ещё встречался.
Летом 1942 года 39-летний военкор Евгений Петров погиб в авиакатастрофе, возвращаясь из осаждённого Севастополя. Единственным известным его текстом, связанным с Колымой, остался цитируемый нами очерк из "Огонька". Завершается он так: "Не у одного "австрийца" сжалось сердце, когда он увидел в первый раз холодные и пустынные берега, до которых три года скачи и не доскачешь, хотя и доплывёшь за шесть суток. А бодрые "папуасы" весело укладывали чемоданы, готовясь сойти на землю, в которую они вложили столько труда. На пристани нас встретили музыкой. На Колыме есть такая традиция. Каждый рейсовый пароход встречают музыкой".
Огонек 10 июня 1938 года № 16. Фото:
