Магаданские страницы Василия Аксёнова

6 июля. 15 лет назад, 6 июля 2009 года, ушёл из жизни писатель Василий Аксёнов. Юношей он некоторое время жил в Магадане у своей мамы — вышедшей из колымских лагерей на поселение Евгении Гинзбург, автора знаменитых мемуаров "Крутой маршрут". Специально для ИА MagadanMedia Василий Авченко рассказывает о магаданских страницах жизни Аксёнова.

Начало крутого маршрута

Василий Аксёнов родился в 1932 году в Казани. Отец, Павел Аксёнов, возглавлял Казанский горсовет, входил в бюро Татарского обкома ВКП(б). Мать Евгения Гинзбург, тоже правоверная коммунистка, преподавала в Казанском пединституте, заведовала отделом культуры газеты "Красная Татария".

В 1937 году, когда и мать, и отца арестовали по политической статье, пятилетний Вася попал в детский дом в Кострому. Вскоре его забрал оттуда дядя — Адриан Аксёнов, после чего будущий писатель жил в Казани у родственников. В 1947 году 10-летний срок заключения Евгении Гинзбург истёк. Теперь она считалась ссыльной, жила в Магадане и решила вызвать сына к себе. Добиться разрешения на приезд Василия в Магадан ей помогла Александра Гридасова, в 1943-1948 гг. руководившая Маглагом — Магаданским исправительно-трудовым лагерем. Её чаще всего упоминают в литературе как гражданскую жену начальника Дальстроя Ивана Никишова. Иные мемуаристы называют её "колымской салтычихой". Гинзбург, однако, вспоминает Гридасову с теплом: та как депутат горсовета Магадана обратилась с ходатайством в отдел кадров Дальстроя, и начальство дало "добро" на вызов сына Гинзбург. 9 октября 1948 года 16-летний Аксёнов, благополучно получивший пропуск, прибыл в Магадан — к маме, которую едва помнил.

Магаданская школа

Впоследствии писатель говорил, что Магадан поразил его своей свободой. "И это при том, что в городе жили бывшие заключённые, вокруг торчали вышки и повсюду царил НКВД, — вспоминал он. — У мамы вечерами собирался “салон”, если можно так сказать о посиделках в завальном бараке. В компании “бывших лагерных интеллигентов” говорилось о таких вещах, о которых я до этого и не подозревал… Несмотря на анкету, я умудрился попасть в комсомол". В автобиографическом романе "Ожог" (1975) Василий Аксёнов написал: "Быть может, в 1949 году Магадан был самым свободным городом России".

Об упомянутом "салоне" Евгении Гинзбург подробно говорится в биографической книге Дмитрия Петрова "Аксёнов", вышедшей в серии "Жизнь замечательных людей" издательства "Молодая гвардия" в 2012 году: "Каждую неделю к ним в барак — в гости к воспитательнице круглосуточного детского сада, только что переведённой в… музработники… — приходили некогда врачи и профессора, а ныне вахтёры и уборщики, и вели интереснейшие разговоры… Целых 15 метров! На втором этаже. Из двадцати комнат в коридоре — эта одна из лучших… Василию ширмой отгородили отдельный уголок. Там стояли железная койка, стул, стол, а на нём — чернильница, бумага и учебники. Были и шерстяное одеяло, и пуховая подушка. А по другую сторону ширмы звучали проза и стихи, шли дискуссии о философии и искусстве. Приходили профессор Симорин с женой Таней, жившие в хибарке напротив… Симорин… привлекал Василия рассказами о встречах с людьми, чьи имена он видел на обложках учебников. Доктор Орлов щеголял редкими, но яркими парадоксами по всем вопросам жизни. Художница Вера Шухаева рассказывала про Париж, про Леже и Модильяни. Она работала в ателье, где порой ей случалось придать приличный вид тяжеловесным начальственным дамам. Евгения Соломоновна, знавшая множество стихов, открывала Василию великую тайну советской России — Серебряный век. Читала Блока, Северянина, Брюсова, Ахматову, Гумилёва, Мандельштама, Пастернака". 

По данным Петрова, Аксёнов и его мама жили в Третьем Сангородке, недалеко от так называемой Карантинки (пересыльный лагерь). Сюда из порта Нагаево шагали колонны только что прибывших "с материка" заключённых. По улицам ходили японские военнопленные-строители, распевая "Катюшу". Из романа Аксёнова "Ожог": "Навигация в бухте Нагаево заканчивалась к ноябрю, и до этого срока колонны заключённых круглыми сутками тянулись от порта к санпропускнику через весь город. Впрочем, центр Магадана выглядел вполне благопристойно, даже по тем временам шикарно: пятиэтажные дома на пересечении проспекта Сталина (ныне проспект Карла Маркса — Ред.) и Колымского шоссе, дома с продовольственными магазинами, аптека, кинотеатр, построенный японскими военнопленными, школа с большими квадратными окнами, особняк начальника Дальстроя, генерала Никишова, где он жил со своей всесильной хозяйкой, "младшим лейтенантом Гридасовой", монументальный Дворец культуры с бронзовыми фигурами на фронтоне…".

Евгения Гинзбург в Магадане вышла замуж за заключённого доктора Антона Вальтера. В 1949 году они удочерили девочку-сироту Антонину Хинчинскую. Была у них и кошка по имени Агафья. В книге Гинзбург "Крутой маршрут" можно найти немало колоритных картинок из жизни послевоенного Магадана. Вот как, к примеру, Гинзбург описала клетку с медведями, располагавшуюся в городском парке культуры и отдыха: "Бурого Мишку и белую медведицу Юльку колымские пьяницы спаивали, принося им разведённый спирт в бутылках и потешаясь тем, что он пришёлся медведям по вкусу… На клетке висит объявление администрации, не сразу замеченное мной: "Приносить медведям шампанское строго воспрещается". Шампанское, пишет Гинзбург, в те годы заменяло на Колыме и ситро, и минеральную воду…

В школе, куда ходил Василий, было раздельное обучение. "Больше половины школьников были детьми начальства Дальстроя и офицеров УСВИТЛа (Управления Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей). Они жили в центре города в каменных домах. Четверть составляли дети вольнонаёмных, населявших оштукатуренные дома второй категории. Остальные — дети бывших зэков, что жили в завальных бараках, — пишет Дмитрий Петров. — Под крышей школы это неравенство почти не было заметно. Дети питались в одной столовой, вместе ходили на школьные вечера, занимались спортом. Обычно офицерские дети не кичились своим социальным превосходством, и в стычке на перемене сын бывшего зэка мог легко надавать по шее сыну офицера МГБ или МВД. Но за пределами школы равенство заканчивалось… В городе у них были свои компании".

Именно в Магадане Аксёнов не только вступил в комсомол, несмотря на родителей — "врагов народа", но и окончил школу. Его прозу впоследствии будут сравнивать с джазовыми импровизациями; интересно, что джазом он заинтересовался именно в Магадане. Посещал концерты эстрадного театра Маглага, слушал джаз, ловя волны американского радио.

В "Ожоге" Аксёнов вспоминал "розовые и зеленоватые бараки, похожие на куски постного сахара", так называемый Шанхай — "трущобный район" Магадана, рынок: "На рынке, как всегда, стоял лишь безумный глухонемой якут Перфиша. Круглые сутки он торговал здесь мороженым "морзверем", топтался всё время на одном месте, не спал, не ел и улыбался узкой, как серп месяца, обнадёживающей улыбкой. Окаменевшие нерпы лежали перед ним на прилавке…"

Путь на материк и в литературу

25 октября 1949 года Евгению Гинзбург снова арестовали и поместили в Магаданскую тюрьму, которую называли "Домом Васькова". Василий носил ей туда передачи. "…Не боится, а если и боится, то превозмогает свой страх, хоть, может, его и терзают за это в комсомольской организации", — писала об этих днях Евгения Гинзбург. Пока её держали в "доме Васькова", родительский комитет в школе постановил кормить Василия бесплатными обедами. Уже 19 ноября Евгению выпустили, объявив ей "вечную ссылку".

Весной 1950 года Василий Аксёнов получил аттестат зрелости — с тройкой по физике. На выпускном вечере впервые напился допьяна, и Евгении Гинзбург пришлось буквально волочить его домой… По совету Евгении Гинзбург и Антона Вальтера юноша решил стать врачом: с такой профессией и в лагере не пропадёшь. Василий уехал "на материк" и вскоре, несмотря на ещё не реабилитированных к тому времени родителей, уже был студентом 1-го Ленинградского мединститута.

Весной 1954 года пропуска на Колыму отменили. Василий, перешедший на четвёртый курс института, приехал в Магадан с направлением на летнюю практику в здешнюю городскую больницу — об этом договорился доктор Вальтер. На этот раз, по воспоминаниям Евгении Гинзбург, прибыл одетым "немыслимо ярко", с длинными волосами. Мать пыталась заставить его подстричься и купить "нормальный" пиджак, но тот ответил: "Через мой труп!". Гинзбург поняла: это заявляет о себе новая молодёжь — "настолько разгневанная на поколение своих отцов, что хочет ни в чём не походить на них". Здесь можно найти корни мировоззрения, эстетики, дальнейшей судьбы писателя Аксёнова…