5 февраля. Резонанс, который вызвал круглый стол "Ленин и судьбы современного социализма и антиколониализма", организованный и проведенный в конце января этого года Приморским отделением Российского исторического общества в Институте истории, археологии и этнографии ДВО РАН, выявил большой запрос аудитории ИА PrimaMedia на дискуссию в сфере идеологии, политической мысли и исторического пути России. С вопросами о самом главном редакция агентства обратилась к писателю Василию Авченко, чье творчество неразрывно связано с Дальним Востоком и его историей.
Справка: АВЧЕНКО Василий Олегович — российский писатель и журналист. Перу Василия Авченко принадлежат такие популярные и отмеченные критиками произведения, как "Дальний Восток: иероглиф пространства" (16+), "Очарованные странники. Литературные первопроходцы Дальнего Востока" (16+), а также — биография (12+) великого дальневосточного писателя Александра Фадеева в серии "Жизнь замечательных людей" (12+). В свое публицистической деятельности Авченко также часто обращается к вопросам истории освоения и развития российского Дальнего Востока
— Василий Олегович, есть такое мнение, что мы, дальневосточники, очень хитрые: когда надо, сразу вспоминаем про то, что Дальний Восток — "аванпост России на Тихом океане", а в иной ситуации — сразу про "провинцию у моря", "мы — особенные" и т.п. Как вы считаете, являются ли жители ДВ носителями так называемого "имперского сознания" или нет?
— Весь многонациональный российский народ в серьезной степени остается носителем имперского духа, имперского сознания. Это проявляется в самых разных формах — до специальной военной операции включительно. Имперский проект существовал у нас при царях, был продолжен при Советской власти, обрушен (временно и частично) в 1991 году. Сейчас мы наблюдаем движение к восстановлению империи в том или ином виде, усилению российского влияния в Евразии. Что-то удается, что-то — нет, но движение, кажется, налицо. Только надо сразу оговориться, что под империей я в данном случае понимаю не колониальную империю по типу британской, а традиционную российскую — семью народов, цветущую сложность культур и языков.
Приднестровье, всегда декларировавшее пророссийскую ориентацию, пока "заморожено". На Украине мы видим "горячую фазу", боевые действия. Другие процессы шли по иным окраинам СССР — в Абхазии, Южной Осетии. Там они носили половинчатый характер: Россия поддержала эти республики в их стремлении избавиться от власти Грузии, которой, видимо, не по силам быть империей (собственно, и отдельной Украине тоже оказалось не по силам быть империей, что показали майданы и конфликт на Донбассе), но в состав России ни Абхазия, ни Южная Осетия не вошли. Свои истории — в Казахстане, в Нагорном Карабахе… Мы не можем сказать, как все пойдет дальше, здесь слишком много факторов, слишком много неизвестных, но говорить о векторах и трендах вполне можно, они обозначаются все более четко.
— То есть запрос на "единую и неделимую Россию" — это не только, условно говоря, в Кремле, а и в народе?
— Не только в Кремле, конечно. Есть такое понятие — "коллективное бессознательное", но можно сказать, что есть и "коллективное осознанное". Это одна из важных составляющих нашего культурного кода. Понятно, что люди разные — кто-то "за", кто-то "против", кому-то вообще все равно — но запрос, конечно, есть, с потолка ничего не берется. Есть ощущение огромной, разнообразной, но при этом единой страны от океана до океана — и это ощущение важно для огромного числа наших соотечественников. В последнее время говорят об опасности сепаратистских движений в самых разных регионах — тут остается только надеяться на то, что в России не повторятся боевые действия на Кавказе 1990-х и что у сепаратизма нет серьезной почвы и перспектив.
А являются ли дальневосточники или приморцы в большей или меньшей степени "имперскими людьми", чем остальные россияне, — я не знаю. Возможно, жизнь на рубеже, на краю, на границе континента, на границе с чужими культурами (сколько бы мы ни называли себя азиатами, мы — люди европейской культуры, а вот через границу — там да, настоящая Азия) накладывает какой-то отпечаток…
Если говорить о Приморье, то это территория нового освоения. Среди нас практически нет коренных приморцев, которые жили бы столетиями на этой земле. Мы все потомки либо тех, кто приехал сюда уже в советский период, в 1960-70-е годы, либо крестьянских переселенцев царских времен. Русский Дальний Восток — имперский проект, реализованный в середине XIX века в жестком соперничестве даже не с Китаем или Японией, а с западными странами. В первую очередь — с Великобританией, самой мощной на тот момент империей с аппетитами мирового масштаба и с интересами в любой точке света. Английские моряки назвали наш Золотой Рог по-своему — Port May — за несколько лет до официального присоединения Приморья к России.
Другое дело, что я всегда боюсь обобщений. Тем более что дальневосточники очень разные, и сами регионы Дальнего Востока — неоднородны, слабо связаны между собой. Есть Заполярье, есть наши приморские субтропики, есть море, есть суша, Якутия, Чукотка, Сахалин… Где-то преобладают коренные дальневосточные народы, а где-то население плюс-минус среднероссийское по структуре, как, например, у нас в Приморье.
— Хотелось бы уточнить вот что: когда мы говорим об "имперском проекте", мы под "империей" понимаем Российскую Империю? Или СССР? Или речь идет о преемственности?
— Можно сказать, что это разные воплощения одного проекта, движение в одном направлении, пусть и на разном идеологическом топливе. Тот самый имперский двуглавый орел — это же символ еще византийский, при монархии он стал государственным символом. Советский Союз декларировал отказ от царизма, от самодержавия, от империализма… На словах это декларировалось, а по факту советские вожди плюс-минус продолжали то дело, которое до них делали князья и цари, а потом императоры, начиная с Петра, который считается "западником", но перед самой смертью снарядил экспедицию Беринга.
И в этом смысле очень показательны медали за победу над Германией (там Сталин смотрит на Запад) и за победу над Японией (аналогичная, но там Сталин смотрит на Восток).
В этом смысле Сталин оказался новым воплощением двуглавого орла, который смотрит одновременно на Запад и на Восток.
Февраль 1917 года обрушил империю. Октябрь же стал "анти-февралем". Большевики при всем декларируемом отказе от политики царей восстановили империю, хотя и на других идеологических основаниях, заменив религию марксизмом-ленинизмом. Другой вопрос, насколько идеями того же Маркса руководствовались в реальной жизни — или все-таки исходили из каких-то прагматических интересов? Так или иначе, под ленинским знаменем Российская империя была пересобрана заново, причем — с преодолением сепаратистских тенденций, которые были на той же Украине, да и не только там. Какие-то части старой империи откололись, как Польша и Финляндия. Процесс продолжался до Великой Отечественной войны, перед ней были присоединены прибалтийские республики плюс Западная Украина и Западная Белоруссия, "ушедшие" в годы смуты в Польшу…
Снова оговорюсь, что есть для меня империя. Есть расхожее понимание: "если есть империя, значит, у нее есть колонии и метрополия, из колоний высасывают богатства…" В России построили империю очень своеобразную. Взять огромную (уже давно мировую) американскую империю, построенную на истреблении индейцев и ввозе рабов из Африки. У нас все-таки такого не было. К чести и царских, и советских правителей, несмотря на то, что процесс расширения страны и освоения новых территорий не всегда шел безболезненно, были конфликты разного масштаба от Сибири до Чукотки, — у нас всё-таки сохранилось большинство народов. В советское время у многих из них вообще впервые появилась письменность.
Конечно, я за такую империю — за союз народов, за общую историческую судьбу, а не за колониальную империю захвата, подавления, выкачивания ресурсов и разделения людей на первый и второй сорта.
— Напрашиваются — корректные или же нет — аналогии с Китаем. Многие же вообще считают, что Китай как был "Серединной империей", так ею и остался. Просто вместо одного императора — теперь коллективный, известный как КПК. Согласны с этим?
— Безусловно, это большой цивилизационный проект. Просто он — другой. Это другая культура, другой язык, другая раса. Да, китайская империя. Просто китайцы себя империей не называют, тем более что они много страдали от чужого империализма — прежде всего, английского. У них национальная политика шла несколько более жестким образом, чем у нас. Для нас китайцы все как бы на одно лицо, но в Китае жило и живет множество наций, начиная с уйгуров, которые ближе к узбекам, и, допустим, маньчжуров, наших ближайших соседей, у которых свой язык уже утрачен, и они как бы китаизировались, так есть сегодня такой народ или нет? Хань — титульная нация в Китае, можно сказать "великокитайцы", растворившая и перемоловшая десятки народов.
Много лет Китай был слаб, пока в 1949 году не победил Мао Цзэдун и с нашей помощью создал Китайскую Народную Республику. Теперь Китай, во-первых, един, что было далеко не всегда, а во-вторых, очень силен, в том числе и с военной точки зрения. И именно сейчас он заявляет о себе как о мировой державе. Так что поглядим, что будет завтра. Великобритания в каком-то смысле уступила свою роль Соединенным Штатам, которые превратились в мирового гегемона. Но вот сейчас Китай все громче заявляет о том, что он тоже мировая держава, что его интересы тоже не ограничиваются существующей территорией. И, наверное, тут речь идет и о возвращении Тайваня, только непонятно, каким путем.
— Вернемся все-таки к вопросу идеологии. Недавно было 100-летие со дня смерти Владимира Ильича Ленина. А страсти вокруг этой фигуры до сих пор нешуточные, во всяком случае, читатели тг-канала PrimaMedia Приморье (18+) это подтверждают. Почему же Ленин и сегодня "живее всех живых"?
— Да, отношение к Ленину — очень скандалогенно. Даже в большей степени, чем отношение к Сталину. Хотя Ленин и слишком мало, по сути, правил. Получается, он уже в начале 1923 года из-за болезни отошел от дел. Создал Советский Союз и уступил место другим.
Я думаю, причина (скандалогенности фигуры Ленина — ред.) еще и в том, что в перестроечные и постперестроечные годы немало того, что было принято называть антисоветской пропагандой, просто тоннами было вылито на нас. Будь то журнал "Огонек", или телевизионная передача, или публикация в СМИ, — шла мощнейшая идеологическая обработка: проклиналось все советское во главе с Лениным, что-то было правдой, а что-то — откровенным враньем. Дегероизация коснулась таких советских икон, как Зоя Космодемьянская и Александра Матросова. Договорились даже до того, что Гагарин якобы никуда не летал.
И, конечно, Ленин как создатель советского государства и символ советского проекта подвергся мощной атаке, и, наверное, отголоски этого мы слышим сейчас, потому что выросло целое поколение на отрицании Ленина. Причем в неприятии Ленина сегодня сходятся, казалось бы, идейные противники — либералы и националисты…
Вторая причина, наверное, в том, что в советское время "перекормили" народ Лениным. Непременные цитаты, всегда и везде памятники, все, что можно, названо в честь Ленина. Этот перебор, наверное, и породил почву для отрицания Ленина. Притом что сейчас никто, кроме ученых, по большому счету не читает Ленина. Хотя, надо сказать, это интересное чтение. Я перечитал его работу "Государство и революция" (16+), очень сильная аналитика. Ленинские речи очень интересно читать, потому что это сценографические записи, они довольно живые и эмоциональные, много своеобразного юмора.
В своем последнем публичном выступлении 20 ноября 1922 года на пленуме Моссовета Ленин произнес знаменитые слова: "Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский". Имелось в виду, что заканчивается Гражданская война, Дальневосточная Республика включается обратно в РСФСР, интервенты ушли, и уже через месяц возник Советский Союз. И вот контекст этой фразы — как ни далек Владивосток, но он нашенский — показывал, что, выступая на словах против империализма, Ленин, конечно, тоже продвигал, продолжал имперский проект.
Ленин на самом деле — главный красный империалист. Не говоря уже о том, что он — главный русский мировой бренд. Олицетворение тяги к справедливому мироустройству, которая никуда не делась и не денется.
Посмотрите, сколько сегодня в мире "левых", социалистических стран. И, кстати, все они с симпатией смотрят на Россию. Несмотря на то, что Россия стыдливо драпирует ленинский мавзолей на День Победы…
— Образно говоря, над телом Владимира Ильича и в XXI веке идут гомеровского масштаба бои. Если же вспомнить Гражданскую войну — век назад завершилась здесь, у нас, на Дальнем Востоке — то, по мнению ряда ученых-историков, в умах-то она продолжается. И примирения даже в перспективе не проглядывается, нет?
— Да, есть ощущение "недовоеванности". Она иногда прорывается в довольно горячей фазе… В советское время, кстати, сначала белогвардейцев изображали в кино как каких-то недоумков, но потом, начиная где-то с 1960-х годов, все-таки были попытки двинуться в сторону примирения, выстраивания более сложной картины мира. Допустим, такие картины, как "Служили два товарища" (12+) или "Адъютант его превосходительства" (12+), где белогвардейцы, в общем, показаны нормальными людьми. Просто они оказались на той стороне, а красные — на этой.
Вот, наверное, по этому пути и нужно идти, потому что гражданская война — это всегда трагедия, это в прямом смысле слова братоубийственная война. И, конечно, очень бы не хотелось увидеть повторение чего-нибудь подобного.
Но каким образом это преодолевать, кто с кем должен мириться, — я не знаю. Я просто как-то хочу большей мудрости, что ли, от всех, но…
— Примирение у нас, добавлю, не просматривается даже на уровне памятников-монументов. Либо красногвардейцы на центральной площади Владивостока царского орла попирают, либо памятная доска адмирала Колчака — на Морвокзале. В Испании, говорят, все памятники жертвам их гражданской войны — общие, без деления на республиканцев и франкистов. Как вы считаете, нужны нам монументы, как бы объединяющие разные идеологии и эпохи в рамках единого, как вы говорите, "имперского проекта"? Вот, например, обсуждается идея историко-патриотического парка в Посьете? Подходит место?
— Место действительно очень, так сказать, не случайное — и для нас, приморцев, и для российской истории в целом. Это одно из самых южных мест в стране, даже чуть-чуть южнее Крыма. Единственная территория, где у нас граница и с Китаем, и с Кореей одновременно. И конечно, это все имеет прямое отношение к присоединению Приморья к России в 1860-ых годах — "имперский проект", генерал-губернатор Муравьев, дипломат Игнатьев… Кстати говоря, эти места Константин Посьет посещал ещё молодым лейтенантом на фрегате "Паллада", а впоследствии он стал адмиралом и министром путей сообщения. Думаю, что такая постановка вопроса — вполне оправдана. А как это воплощать, каким именно образом, на что делать упор — это уже предмет разговора специалистов, общественности и так далее.
От ИА PrimaMedia напомним, что территория у поселка Посьет в Хасанском округе Приморья, как напоминают инициаторы создания здесь историко-патриотического парка, действительно примечательна в ряде аспектов. Во-первых, здесь находится порт Посьет — самый южный порт России. Во-вторых, в непосредственной близости от этого места сходятся границы трех дружественных государств — Российской Федерации, Китайской Народной Республики и Корейской Народно-Демократической Республики. В-третьих, в непосредственной близости от поселка Посьет находится участок Государственной границы России, где в 1938 году пограничники и военнослужащие СССР в ходе героических боев отразили агрессию милитаристской Японии (так называемые "Хасанские события", "Бои у озера Хасан"). И, в-четвертых, именно на этом месте в 1891 году в честь визита на пограничный пост Посьет наследника российского престола цесаревича Николая Александровича на обращенном у морю склоне одного из холмов был из белого местного мрамора выложен герб Российской Империи размером 100 на 100 метров. Здесь же в память об историческом событии был установлен памятный знак и возведена часовня, которые были разрушены в 1920-х годах.