Речь пойдёт снова о книгах. Или, может, о читателях вроде меня, для которых существует проблема желания охватить всё, что их интересует. В моем случае, проблема эта может представлять собой следующую картину.
Обыкновенное вечернее возвращение домой, квартирный полумрак и тяжелая (как обычно говорят — от кирпичей) сумка. Захожу в комнату. Первым делом сталкиваюсь с "щупальцами" густого табачного дыма (но это уже стало нормальным), а уже потом, проходя вглубь помещения, вижу снова этих четверых. Они сидят, каждый, в отдельном кресле. Молча.
Первый – это делопроизводитель Коротков из повести Михаила Булгакова "Дьяволиада". На фоне остальных он кажется самым нервным и тревожным, постоянно ёрзает на месте. Хотя, это не удивительно для бедняги, ставшего жертвой советской бюрократической машины, которая сводит его с ума. Когда я начала читать эту повесть, казалось, что всё так и пойдёт – детективно, загадочно и с юмором. Но образы, одни сплошные образы, стали набирать обороты, а в таком случае: ты либо с горем пополам, не вникая, доходишь до последней страницы и плюёшься, либо напрягаешь мозги, чтобы понять. Никакого "блюдечка с голубой каемочкой". Это квест для мозгов.
Второй – это Ван Гог (монография Анри Перрюшо о знаменитом художнике "Жизнь Ван Гога"). В одной руке он держит раскрытую книгу, в другой – трубку. Тихо мирно читает и курит. А я – читаю о нем, пользуясь той удивительной детальностью, с которой автор подошёл к описанию творческого пути Винсента. Переношусь во времени, вижу эту жизнь, места, города, людей, причины, терзания, слова. Это удивительное знакомство.
Третий – это Квикег, дикарь из романа Германа Мелвилла "Моби Дик". У него властный вид, всё тело сплошь покрыто татуировками, а на голове красуется высокая бобровая шапка. С самым невозмутимым видом, который только можно себе представить, он сидит в кресле, медленно и монотонно натачивая свой неизменный гарпун. Пока что "Моби Дик" ассоциируется для меня именно с этим дикарем, при всём при том, что я уже дошла до описаний команды "Пекода" и его капитанов. Затяжная остановка чтения наступила с той главы, где Мелвилл начинает давать характеристики всевозможных видов китов. Предисловие предупреждало о том, что чтение этого романа было и остается не легким делом и вот, я самолично в этом убедилась.
Четвертая – это Фрида Кало (роман Жан-Мари Леклезио "Диего и Фрида"), известная мексиканская художница. В её высокой прическе красуются экзотические цветы, пестрая одежда делает её саму похожей на цветок. Одной рукой она держит маленькую коричневую мартышку, а в другой – уже почти законченную папиросу. Этот роман тоже можно назвать "знакомством", которое позволяет тебе рассматривать картины твоего любимого художника не из отдаления, а с осознанием того, что же он пережил, какими были его душевные бури и радости, которые он высвободил в своем произведении. Это, на самом деле, непередаваемое ощущение.
Теперь картина перед глазами: эти четверо сидят и ждут меня. Но, вспоминая о той самой проблеме, про которую я говорила в начале, становится понятно – порой, невозможно побороть себя и не начать читать нечто интересное, в то время как тебя, уже целую вечность, зовут "недочитанные". Невозможно также не прыгать от одного произведения к другому, читая их словно одновременно. В этом случае остается только, образно, забаррикадироваться и не подпускать к себе ничего нового, сесть и завершить начатое. Хотя, постойте-ка…
Я стою в дверном проеме комнаты. Четверо сидят и молчат. Ничего не происходит. Но тут я открываю сумку и – достаю из нее две НОВЫЕ книги. У Короткова расширяются глаза, Винсент поперхнулся, бобровая шапка Квикега съехала набекрень, а Фрида прикрыла глаза мартышке так, как если бы она не должна была видеть чего-то ужасного. А я только развела руками, поставила чайник, устроилась поудобнее на подоконнике и страницы зашуршали, зашуршали, зашуршали…
